Маргарита Бурсевич - Логово серого волка [СИ]
Огромный кровоподтек говорил о том, что у него как минимум половина ребер переломано. А в центре груди находился арбалетный болт, острием воткнувшийся в посеребренный медальон, подаренный мной любимому перед его отъездом. Сила удара почти спаяла два куска металла.
— Черт. Глазам не верю, — выдохнул Локи.
А я, протянув руки, сняла с Грея медальон, оставивший круглый след на его коже.
— На наконечнике яд, — пояснила я свои действия, перед тем как утопила его в снегу.
— С Гаем что? — спросил Локи, глядя мне за спину, где Лили по-прежнему держала голову раненого оборотня на своих коленях.
— Только царапина, но из-за яда он чуть не погиб. И я до сих пор не знаю, какие могут быть последствия.
— Впервые так радуюсь тому, что кто-то нарушил мой приказ, — вздохнул Грей, болезненно морщась. Но это не помешало ему протянуть руку и сгрести меня в свои объятия.
Я прижалась к его груди и пальцами обводила след от медальона. С ужасом думая о том, что все могло быть иначе.
— Не переживай, через пару дней и следа не останется, — заверил он меня.
— Ага, — согласилась я, аккуратно целуя огромный синяк. — Тебя надо перетянуть, а то кости могут срастись неправильно.
— Как скажешь, — не стал спорить Грей, но из рук не выпустил.
А потом голодным взглядом окинув мое лицо, хрипло сказал, обращаясь к Локи:
— Иди, что ли осмотри окрестности.
Громко фыркнув, Локи отвернулся и пошагал к Гаю, что-то бормоча на ходу.
— Наконец-то, — шепнул Грей мне в губы и поцеловал.
Осторожно, ласково, успокаивающе. Как будто он боялся, что я рассыплюсь прямо у него в руках. Вот только мне было мало и я, перехватив инициативу, сама углубила поцелуй, жадно впитывая его вкус. Мы так и сидели в снегу, забыв обо всем. Я цеплялась за его плечи и гладила спину, пока не расслышала стон за грохотом собственного сердца. Я резко подалась назад, как ошпаренная.
— Больно? Тебе нужно в постель, — разволновалась я.
— Очень нужно, — хрипло согласился он, жадно глядя на меня.
От его слов я густо покраснела и поторопилась подняться.
— Нужно кого-нибудь позвать, чтобы помогли тебе забраться на лошадь.
— Вот еще, — возмутился он и стал подниматься на ноги, морщась от боли.
Я поспешила подставить ему свое плечо, на которое он так и не облокотился.
— Оборотень, — проворчала я, немного злясь на него за такую самонадеянность.
— Вот именно, — согласился он, целуя в розовую щеку.
Дилана, скрученного по рукам и ногам, перебросили через седло одной из лошадей и оставили под охраной стражи.
— Что с ним будет?
— Его будут судить, — сказал Грей и замолчал.
Я видела, как сложно ему было это сказать. Слишком долгое время он ждал возмездия и растил в себе чувство мести. Что изменило его решение, я не знаю, но сомневаюсь, что дело только в его нежелании убивать Дилана при мне. Что-то изменилось за эти бесконечные минуты. Что-то очень важное произошло глубоко в душе Грея. И никакая злость уже неспособна изменить это.
Гай уже пришел в себя, хоть и не мог подняться на ноги самостоятельно. Слишком сильно был отравлен его организм, чтобы так быстро восстановиться.
— Как ты? — спросил его Грей.
Мутные глаза отца нашли Вульфа и, устало улыбаясь, он ответил:
— Как после первой попойки.
Грей, сочувственно сощурившись, сказал:
— Я у тебя в неоплатном долгу.
— Вообще-то, ты у меня в вечном долгу после того, как увел у меня дочь, — криво улыбнулся Гай, но было видно, каких трудов ему стоит говорить.
Лили, бледная как полотно, после всего пережитого прислушивалась к нашей беседе, а потом, закусив губу, выпалила:
— Сэр, если вы выживете, я подумаю о том, чтобы выйти за вас замуж.
Лица вытянулись у всех присутствующих, а Гай, подавившись вздохом, закашлялся.
— А что? Настоящий мужчина. Герой.
Локи, стоящий неподалеку, громко фыркнул и демонстративно отвернулся.
— Деточка, — начал Гай. — Я свое счастье потерял, а твое еще тебя не нашло.
— Вот после подобной мысли меня и заперли в монастыре, — заверила его Лили и рассмеялась.
— Не место — это для такой красавицы, — неодобрительно заметил Гай.
Лили польщено покраснела и застенчиво улыбнулась. Ну надо же, не думала, что она умеет.
— Надо выдвигаться, скоро совсем стемнеет, — буркнул Локи и направился к своей лошади.
— Что за муха его укусила? — удивился Грей.
Лили, проследив за тем, как Локи уходит, прикусила губу и опустила голову, перестав улыбаться. Гай перехватил ее взгляд и загадочно улыбнулся.
— Я тебе потом скажу о своих подозрениях, — заверил он Грея.
На этот раз домой мы ехали на одной лошади. Я грелась в объятиях мужа и с большим оптимизмом, чем когда-либо смотрела в будущее. Даже немного не верилось, что все уже позади.
— А медальон? — спросил Грей, вспомнив, что мы так и не забрали серебренного волка.
— Я не готова рисковать твоей жизнью, ради надежды спасти посеребренное украшение. Мы не знаем, что это за яд.
Мне удавалось говорить спокойно, и голос почти не дрожал.
— Он был подарен мне как напоминание о том, что любовь существует. Но теперь мне не нужны вещи, чтобы знать это. Любовь всегда со мной. Здесь, — взяв его руку в свою, приложила к груди над сердцем.
Глава 62
Многое в моей жизни изменилось. Будучи одиночкой среди целой стаи, никогда не думал, что чужая жизнь будет мне дороже своей. И не долг это диктовал. Я мог прикрыть собой любого своего воина или жителя своих земель, но это совсем не то. Не инстинкт защитить, а именно желание лелеять. Отдать все что имеешь, предложить всего себя.
Ромашка, как свет осветила все уголки моей души и помогла заглянуть во все, даже самые потаенные ее уголки. Помогла переосмыслить и понять самого себя. Оглядеться и принять мир, который я всегда считал враждебным.
Нет, она не делала что-то специально для этого. Более того, многие знания пришли ко мне, пока я пытался помочь ей самой избавиться от страхов и предубеждений. Сколько времени я провел снимая ее защитные покровы слой за слоем, учась бережно относиться к чужим переживаниям. Мы учились жить вместе и вместе познавали себя и друг друга.
Часто говорят, что самые важные вещи определяются в критической ситуации. Так и я, едва не потеряв Ромашку, понял, что моя сила заключается не в ненависти к врагу, посмевшему поднять руку на нее, а в силе любви к ней. Именно это чувство придавало уверенности и стремление победить. Ради ее жизни, а не ради наказания Дилана.
Джозеф мало изменился, лишь седина говорила о том, что года повлияли и на него. Все то же пренебрежение, все та же злость в глазах и иррациональная ненависть к тем, кому он собственными руками навредил.
